skeptimist

Когда 3 года назад я работал над второй книгой из серии "МИФЫ УКРАИНЫ" под названием "БАТУРИНСКАЯ РЕЗНЯ", мне довелось беседовать с приехавшей в Филиал профессором МГУ, ведущим историографом по истории России Галиной Романовной Наумовой.

Беседа была дискуссионая, но плодотворная.
И там она апеллировала к произведению О. Мандельштама, с которым я не был знаком.

К небольшому эссе под общим названием "Скрябин и Христианство", которое нередко можно найти под другим названием "Пушкин и Скрябин".

Тогда Галина Романовна процитировала крайне любопытные строки, которые во мне пробудили кучу ассоциаций. И до сих пор продолжают притягивать.

Чтобы те, кого это заинтересует, заинтересовались ещё больше, я приведу несколько страстных фрагментов из основного текста:

"Пушкин и Скрябин — два превращения одного солнца, два превращения одного сердца. Дважды смерть художника собирала русский народ и зажигала над ним свое солнце. Они явили пример соборной, русской кончины, умерли полной смертью, как живут полной жизнью, их личность, умирая, расширилась до символа целого народа, и солнце-сердце умирающего остановилось навеки в зените страдания и славы".

"Я вспомнил картину пушкинских похорон, чтобы вызвать в вашей памяти образ ночного солнца, образ поздней греческой трагедии, созданный Еврипидом, — видение несчастной Федры".

"В роковые часы очищения и бури мы вознесли над собой Скрябина, чье солнце-сердце горит над нами, но — увы! — это не солнце искупления, а солнце вины. Утверждая Скрябина своим символом в час мировой войны, Федра-Россия".

"Время может идти обратно: весь ход новейшей истории, которая со страшной силой повернула от христианства к буддизму и теософии, свидетельствует об этом".

"Христианское искусство всегда действие, основанное на великой идее искупления. Это бесконечно разнообразное в своих проявлениях «подражание Христу», вечное возвращение к единственному творческому акту, положившему начало нашей исторической эре".

"Битва не окончена — война в полном разгаре. Всякий, кто чувствует себя эллином, и ныне должен быть на страже — как две тысячи лет назад. Мир нельзя эллинизировать раз навсегда, как можно перекрасить дом. Христианский мир — организм, живое тело. Ткани нашего мира обновляются смертью. Приходится бороться с варварством новой жизни, потому что в ней, цветущей, не побеждена смерть! Покуда в мире существует смерть, эллинизм б у д е т творческой силой, потому что христианство эллинизирует смерть... Эллинство, оплодотворенное смертью, и есть христианство. Семя смерти, упав на почву Эллады, чудесно расцвело: наша культура выросла из этого семени, мы ведем летоисчисление с того момента, как его приняла земля Эллады".

Понимаю, что текст О. Мандельштама крайне насыщенный символами и довольно спорный. Но в нём есть поэтическая мощь гомеровского масштаба. И это, наверное, главное.

Однако Галина Романовна упоминала совсем другой текст. Текст, который был автором зачёркнут и сохранился, как говорят литературоведы, чудом.
И я в основном тексте его не обнаружил. Чтобы найти его пришлось повозиться.

Но я его всё-таки нашёл.
Вот он:
«Рим железным кольцом окружил Голгофу: нужно освободить этот холм, ставший греческим и вселенским. Римский воин охраняет распятье, и копье наготове: сейчас потечет вода: нужно удалить римскую стражу... Бесплодная, безблагодатная часть Европы восстала на плодную, благодатную — Рим восстал на Элладу... Нужно спасти Элладу от Рима. Если победит Рим — победит даже не он, а иудейство — иудейство всегда стояло за его спиной и только ждет своего часа — я восторжествует страшный противоестественный ход: история обратит течение времени — черное солнце Федры» (CC-IV, с. 100).

Я не буду говорить об ассоциациях, которые вызвал этот крайне важный фрагмент.
Точнее, скажу только об одной. Так через образы Мандельштама рождался мой образ ЧЁРНОГО СОЛНЦА БАТУРИНА.

Так был задуман и рождён рисунок к обложке моей книги.